Лейб-гвардии Егерский полк.

Лейб-гвардии Егерский батальон 1796 г.

Лейб-гвардии Егерский полк имеет своё начало от сформированной в 1792 году Цесаревичем Павлом Петровичем в составе Гатчинских войск роты лёгкой пехоты, под названием Егерской, которая в конце 1793 года была расформирована и собрана вновь в 1794 году. Командиром её был назначен майор Антон Михайлович Рачинский.

Форма егерей отличалась от прочих Гатчинских войск зелёным камзолом. Высочайшим приказом 9 ноября 1796 года все Гатчинские войска получили права Старой гвардии, и существовавшие в Семёновском и Измайловском полках Егерские команды, вместе с Егерской ротой Гатчинских войск, образовали лейб-гвардии Егерский батальон, 3-ротного состава. С 9 ноября 1796 года считается старшинство лейб-гвардии Егерского полка.

«Егерь» в переводе с немецкого означает «охотник, стрелок». В прусской армии егеря (их набирали из сыновей лесничих и охотников) доказали свою эффективность в Семилетнюю войну. В России первые егеря появились при П. А. Румянцеве. Заметив во время битвы под Кольбергом в 1761 году пользу егерских соединений прусской армии, Румянцев сформировал из охотников особый батальон. Хотя он и не назывался егерским, но по своей деятельности вполне ему соответствовал.

Этот батальон был разделен на 5 рот по 100 человек в каждой. В тактическом отношении егеря должны были поддерживать легкую конницу. Снаряжение было облегченное: вместо шпаги в портупеи были вложены штыки, гренадерские сумки были заменены мушкетерскими, которые были менее тяжелыми. Для действий надо было выбирать места:

«... наиудобнейшия и авантажнейшия, в лесах, деревнях, на пасах... в амбускадах (засадах) тихо лежать и молчание хранить, имея всегда перед собой патрули пешие, впереди и по сторонам.»

В бою егеря действовали рассыпным строем, отличались меткой стрельбой. Один из участников сражения под Смоленском, майор французской артиллерии художник Фабер дю Фор отмечал выдающуюся храбрость и мужество неизвестного русского унтер-офицера егерского полка:

«Среди вражеских стрелков, засевших в садах на правом берегу Днепра, один в особенности выделялся своей отвагой и стойкостью. Поместившийся как раз против нас, на самом берегу за ивами и которого мы не могли заставить молчать ни сосредоточенным против него ружейным огнем, ни даже действием одного специально против него назначенного орудия, разбившего все деревья, из-за которых он действовал, он все не унимался и замолчал только к ночи.
А когда на другой день на переходе на правый берег мы заглянули из любопытства на эту достопамятную позицию русского стрелка, то в груде искалеченных и расщепленных деревьев увидали распростертого ниц и убитого ядром нашего противника унтер-офицера егерского полка, мужественно павшего здесь на своем посту.»

Лейб-егеря в Аустерлицком сражении 1805 г.

В 1800 году князь П. И. Багратион сменил первого командира лейб-гвардии Егерского батальона майора А. М. Рачинского. В 1802 году батальон был увеличен на одну роту. Первым боевым делом егерей было Аустерлицкое сражение.

Согласно диспозиции австрийского генерала Франца фон Вейротера Егерский батальон входил в резерв Цесаревича Константина Павловича и назначался для подкрепления правого крыла. В то время как французские войска захватили Праценские высоты, Цесаревич, согласно составленной перед битвой диспозиции, вел резерв к Блазовицу. Увидев наступавшие войска противника, Цесаревич, построил гвардию в боевой порядок, занял Блазовиц двумя батальонами. Таким образом, очутившись сразу в боевой линии, батальон принял бой с наступавшими французами, вместо того, чтобы быть в резерве правого крыла. Стремясь восстановить связь с центром и не получая ниоткуда известий, Цесаревич принял смелое решение и двинулся с гвардией, под прикрытием стрелковой цепи, к Праценским высотам.

Едва это движение было замечено французами, как с их стороны последовал ряд атак, с успехом отраженных на первый раз Преображенцами и Семеновцами, а особенно лейб-гвардейским Конным полком, который ударил в левый фланг пехоты Вандама. Эскадроны Конной гвардии смяли 4-й линейный полк французов, овладели его орлом, с успехом отразили атаку французской гвардейской кавалерии Бессьера, высланной Наполеоном в поддержку пехоты, и только вследствие утомления и расстройства должны были уступить бешеной атаке наполеоновских мамелюков, предводимых Раппом. В Аустерлицком сражении лейб-гвардии Егерский батальон потерял убитыми и без вести пропавшими 47 нижних чинов. В апреле 1806 г. батальон вернулся в Санкт-Петербург для пополнения.

10 мая 1806 года лейб-гвардии Егерский батальон удвоился в своём составе и стал именоваться лейб-гвардии Егерским полком. Полк пополнялся из Нарвского, Шлиссельбургского, Новгородского и Псковского гарнизонных батальонов по личному выбору Великого князя Константина Павловича, поскольку полк вошел в состав 1-й гвардейской дивизии, которой командовал Цесаревич. В гвардейские полки, как известно, солдат подбирали «по мастям». В Егерский полк брали шатенов, широкоплечих и широколицых.

Сражение у деревни Ломиттен.

В середине февраля 1807 г. полк в составе гвардии выступил из Петербурга в Пруссию в поход против Наполеона. Командиром лейб-гвардии Егерского полка был полковник граф Сен-При. Поход был трудный из-за непроходимости дорог в весеннее время и поспешности движения. Марши были по 30 верст и более, а дневки через 5-6 переходов. Кроме того, полки беспрестанно жаловались на недостаток провианта и фуража и с большим трудом доставали необходимое за большую цену. На жалобы о голоде в армии главнокомандующий Беннигсен отвечал:

«Надобно уметь терпеть. И за моим обедом подают только три блюда»

Особенно отличились лейб-егеря 24 мая 1807 г. в сражении под Гутштатом у села Ломиттен. Сохранились описания этого боя, составленные его участником поручиком Николем Гавриловичем Левшиным.

Перед укрепленною деревнею Ломиттен был сосновый высокий лес, в котором находился глубокий овраг. В этом овраге, на противоположной стороне французские стрелки, подкопав коренья толстых сосен, своротили их вверх кореньями под гору, так что вершины и сучья делали приступ почти невозможным, а коренья, как щиты, охраняли от выстрелов.

Лейб-егеря долго раздумывать не стали. Граф Сен-При со своим 1-м батальоном пошел в обход оврага влево, под самые картечные выстрелы, где был тотчас тяжело ранен картечью в ногу. Принявший команду капитан Вульф был убит, но, несмотря на это, батальон достиг реки Пассарги, прогнав неприятельскую колонну за мост и батареи. Второй батальон, под командою полковника Потемкина, взял приступом овраг. Егеря лезли по ветвям с неимоверной храбростью. Урон с нашей стороны был значителен: много было побито пулями вертикально в голову (в маковку).

Вытеснив французов из леса, они соединились с 1-м батальоном, перешли реку Пассаргу, подбежали к укреплениям и мигом полезли на батареи. Егеря втыкали штыки в земляные укрепления и лезли по ружьям, как по лестницам. Подкрепленные батальоном Екатеринославского гренадерского полка, они овладели самим селением, неприятель успел увезти пушки с батарей, но оставил укрепленную позицию и деревню Ломиттен. Занятие деревни так было поспешно, что, когда наши вошли в барский дом, нашли стол, накрытый на 20 приборов, уставленный кушаниями и бутылками. Генералы и прочие собеседники едва успели выскочить, бросив весь свой багаж.

В донесении главнокомандующего Государю Императору с поля сражения 25 мая сказано:

«Лейб-гвардии Егерский полк действовал столь отлично, что обратил на себя удивление всей армии»

Это подтверждает и Фаддей Булгарин, известный литератор, служивший тогда в Уланском Его Высочества Цесаревича полку и бывший свидетелем этого боя:

«...все видевшие этот подвиг лейб-егерей были удивлены! Ни на одном маневре не было произведено такого ловкого и стройного движения, как штурм засек и изгнание французов из леса при Пассарге гвардейскими егерями. Лейб-гвардии Егерский полк был тогда чудный полк, решительно первый в русском войске!»

Лейб-егеря под Смоленском 1812 год.

Во время Отечественной войны 1812 года лейб-гвардии Егерский полк впервые встретился с противником в Смоленске 5 августа. Возле церкви Гурия на правом берегу Днепра стояла 30-я батарейная рота подполковника Нилуса из 2-й резервной артиллерийской бригады, успешно поражавшая французов, пытавшихся преследовать отступавших по Заднепровью русских. Здесь же недалеко была главная квартира Барклая де Толли и с этого пункта художник Гесс изобразил на своей картине пожар Смоленска.

3-й батальон лейб-егерей под командованием полковника Макарова был поставлен на этой позиции для прикрытия батареи и, как сказано в представлении офицеров полка к наградам за это сражение:

«Батальон упорно отстоял во все время канонады неприятельской, направленной на батарею, им защищаемую, показав тем, что русских не может поколебать жестокость их выстрелов, притом господа офицеры онаго батальона много содействовали примерным своим мужеством, вселяя оное в нижних чинах.»

Битва при Кульме 1813 г.

27 августа 1813 г. Наполеон нанес поражение союзной Богемской армии. Чтобы перерезать путь отступления союзникам через горные долины, Наполеон послал обходным манёвром слева на город Теплиц (Богемия) 1-й армейский корпус генерала Вандама (32-35 тыс. человек), поддержать которого должны были корпуса маршалов Сен-Сира и Мармона. При успешном выполнении Вандамом поставленной задачи для союзников сложилась бы крайне опасная и даже критическая как в военном, так и в политическом отношениях ситуация.

В военном потому, что в случае выхода корпуса Вандама к Теплицу он мог бы перекрыть узкий путь через Рудные горы, и тогда Богемской армии (при которой находились русский император и король Пруссии), грозило окружение и полный разгром. А в политическом отношении после поражения под Дрезденом Австрия готова была выйти из коалиции, и Меттерних собирался уже послать своих уполномоченных для переговоров с французами. В случае ещё одного крупного поражения 6-я антифранцузская коалиция могла развалиться.

На пути корпуса Вандама в районе местечка Кульм встал сводный отряд Остермана-Толстого, состоявший из 1-й гвардейской пехотной дивизии (полки Преображенский, Семёновский, Измайловский, Егерский) и нескольких полков 2-го армейского корпуса (командир Евгений Вюртембергский). Общая численность отряда Остермана-Толстого составляла до 10 тыс. человек, втрое меньше корпуса Вандама.

Первые стычки произошли 28 августа. Бои шли у селений Гросс-Котты, Кричвиц, Кольберг. Отряд Кнорринга, при поддержке батальона лейб-егерей и батальона семеновцев, под личным командованием генерала Ермолова атаковал Кольберг. Французы не имели данных о численности противостоящих им сил противника, преувеличивая их численность. Вандам был введен в заблуждение решительностью действий русского отряда. Дальнейшее продвижение отряда сопровождалась постоянными схватками с французскими войсками. Так у Гюсгюбеля гвардии пришлось освобождать дорогу от французских стрелков.

Около 8 утра 29 августа 1-я гвардейская дивизия, миновав Кульм, двигалась к селению Пристен, где ей надлежало занять позиции, указанные генерал-лейтенантом Ермоловым. Гвардейские егеря вступили в жаркую перестрелку с французами у Ноллендорфа, дав возможность отойти туда 2-му пехотному корпусу генерал-лейтенанта принца Евгения Вюртембергского и отряду генерал-майора Гельфрейха.

Позицию, которую избрал генерал Ермолов у Кульма, была достаточно выгодной. Войска Остермана-Толстого расположились на ней следующим образом. На левом крыле генерал Бистром с лейб-егерями и с двумя батальонами Муромского полка. Селение Пристень было занято прочими полками 2-го корпуса принца Евгения Вюртембергского. Позади селения в пятистах шагах расположились в первой линии Измайловский и Семёновский полки, а во второй линии - Преображенский полк.

Генерал Вандамм надеясь, что русские, увидев появление его войск, начнут отход, приказал, не дожидаясь сосредоточения всех сил атаковать позиции у Пристена. Как только бригада принца Рейсского вышла из Кульма ее направили против левого крыла русских позиций у селения Страден. Лейб-егеря по командованием Бистрома, используя особенности местности, открыли интенсивный огонь по неприятелю и смешали его ряды. Урон неприятельской бригаде был большой, ее командир принц Рейсский был убит. В этот момент Ермолов направил Семеновский полк в помощь лейб-егерям и неприятель был оттеснен назад.

Со стороны французов подошла 42-я дивизия генерала Мутон-Дюверне в составе 9 батальонов, готовая атаковать левый фланг русских позиций. Противник, пользуясь своим численным преимуществом, вытеснил русских егерей из леса у Страдена, расставил батареи на высотах против левого крыла и центра русских войск и открыл сильный огонь, нанося нашим войскам большой урон. Желая удержать в бездействии русскую кавалерию, Вандамм развернул дивизию генерал Корбино в составе 20 эскадронов, а также направил из Кульма бригаду Гебрехта (8 эскадронов.)

Примерно в два часа пополудни к месту боя подошла дивизия генерала Филипона. Вандам бросил эту свежую дивизию двумя колоннами на русские позиции, 12-й линейный полк ударил на Страден а остальные три полка двинулись на Пристен. Французы сумели оттеснить войска генерала Бистрома и он отошел к селению Эгген-Мюле, которое послужило опорным пунктом всей позиции на левом фланге. Два батальона французов кинувшиеся вслед за отходящими войсками Бистрома, были окружены в лесу на поляне и полностью истреблены или взяты в плен.

К вечеру 29 августа подошли основные части русской армии, при которых находились царь Александр I, австрийский император Франц II и прусский король Фридрих-Вильгельм III. И только ближе к ночи измотанная боем 1-я гвардейская дивизия, с честью выполнившая свою задачу, отошла на отдых. Ее сменили 2-я кирасирская дивизия и части 3-го пехотного корпуса.

В 1835 году, во время освящения на полях Кульма памятника, император Николай I, желая подчеркнуть особые заслуги лейб-гвардии Егерского полка в этот день, повелел егерям праздновать свой полковой праздник 17 августа, в день Великомученика Мирона.

Гвардейские егеря в осаде крепости Варна,
Турецкая война 1828-1829 гг.

Лейб-гвардии Егерский полк принял участие в штурме Варны. Полк вошел в состав отряда генерала-адъютанта Головина, командир полка генерал-майор Гартонг. Отряд был отправлен на южную сторону крепости. Численность лейб-гвардии Егерского полка составляла:
штаб-офицеров-3
обер-офицеров-28
нижних чинов-1600
При подходе отряда к Варне 31 августа 1828 г. гвардейские егеря под личным началом Головина проводят рекогносцировку местности, в ходе которой были захвачены в плен два вооруженных турка, пробирающихся в крепость.

1 сентября лейб-егеря занимают позицию на высотах фронтом к реке Камчик, расположенной в 25 верстах от крепости Варна. Река замечательна тем, что вместо того, чтобы иметь течение вниз со склона, протекает вдоль хребта и впадает в море по одному с ним направлению.

2 сентября 2-я рота лейб-егерей под командованием капитана Кромина совместно с взводом улан берет под контроль дорогу, идущую от города Праводы из-за Камчика к нашему правому флангу верхней позиции.

4 сентября патруль капитана Кромина обнаружил в брошенных деревнях Акенджи и Аврене огромные запасы фуража, о чем сразу же было доложено в лагерь отряда Головина, конница которого терпела его большой недостаток. Личный состав лейб-гвардии Егерского полка строит редуты на основной позиции отряда Головина.

5-6 сентября лейб-егеря сопровождают фуражиров, перевозящих найденные запасы из деревень Акенджи и Аврене в главный лагерь отряда.

8 сентября патрули капитана Кромина в 7-ми верстах от аванпостов заметили конный неприятельский пикет численностью до 50 человек. Егеря капитана Кромина получили приказ вернутся в основной лагерь.

9 сентября 3-я рота гвардейский егерей под командованием штабс-капитана Крузе отбивает атаку турецкой кавалерии, напавшей на группу фуражиров, вывозящих запасы из деревень Акенджи и Аврене.

Гибель батальона лейб-егерей под Варной.

10 сентября лейб-гвардии Егерский полк находится на верхней (обсервационной) позиции отряда Головина. В 10 часов утра с корабля «Париж» было получено Высочайшее повеление провести рекогносцировку местности силами верхнего обсервационного лагеря. Лейб-гвардии Егерский полк выступил под началом полковника графа Залуского, назначенного Императором ответственным за операцию. Командир полка генерал-майор Гартонг добился разрешения следовать со своим полком, дав обещание не стеснять власти и не мешать распоряжениям полковника Залуского.

В районе селения Гаджи-Ассанларь лейб-гвардии Егерский полк натолкнулся на сильно укрепленный турецкий лагерь. Полковник Залуский вывел гвардейских егерей из лесу и построил в боевой порядок в 120 шагах от турецкого лагеря. При движении колонны полковник Залуский не выставлял наблюдательных постов, не направлял команды застрельщиков по пути следования. Турецкие части обошли лесом отряд и внезапно напали на правый фланг Егерского полка, в результате чего егеря оказались оттеснены от основной колонны отряда. Полковник Залуский, имея в своем распоряжении части кавалерии, часть взводов лейб-гвардии Егерского полка, части артиллерии уклонился от боя. На близком расстоянии от противника он развернул батальоны и, не выставив арьергарда застрельщиков, направился обратно в верхний обсервационный лагерь отряда Головина.

Лейб-гвардии Егерский полк принял неравный бой во главе со своим командиром генерал-майором Гартонгом. Ведя бой на пересеченной местности, части полка сбились с пути и все ближе приближались к турецкому лагерю. Прибывшее турецкое подкрепление нанесло фланговый удар егерям, расстроив их боевые порядки. Личный состав полка возвращался в основной лагерь разрозненными группами. Егерский полк понес тяжелый урон. Из боя не вернулись: командир полка генерал-майор Гартонг, два штабс-офицера и 15 обер-офицеров (в их числе капитан Кромин), нижних чинов до 450 человек убитыми и без вести пропавшими. Второй батальон полка был сформирован заново из частей, отделенных от 13-го егерского и 14-го егерского полков.

В ночь на 14 сентября лейб-гвардии Егерский полк участвовал в нападении на турецкий укрепленный лагерь, находившийся на правом фланге нашей позиции, вблизи 12-го редута, в 300 саженях (640 м) от крепости. Рота Низовского пехотного полка и 175 человек лейб-гвардии Егерского полка, с охотниками полков Могилевского и герцога Веллингтона, под начальством полковника, князя Прозоровского, подкрепляемые 1-м батальоном лейб-гвардии Семеновского полка, совершили сей подвиг с примерной быстротой и совершенным успехом. Холодным оружием ударили они на укрепленный лагерь и в несколько минут овладели им. Вытесненные турки были преследованы до стен Варны. Одна медная пушка и три знамени достались победителям. Потери нашего отряда: 1 обер-офицер и 8 рядовых, ранены 1 обер-офицер и 30 рядовых.

Бой под Телишем 12 октября 1877 г.
Турецкая война 1877-1878 гг.

Телиш лежит при самом шоссе, верстах в десяти позади Горного Дубняка, в юго-западном направлении, и составляет один из сильнейших укрепленных этапов на пути к Орхание, устроенных стараниями Шефкет-паши в течении сентября месяца. Назначение Лейб-егерского полка и 2-й бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии с их артиллерией, согласно диспозиции - заключалось в охранении тыла и левого фланга Павловского и Финляндского полков.

Флигель-адъютанту полковнику Челищеву, командовавшему этим отрядом, было приказано: удерживать неприятеля, могущего оказать со стороны Телиша содействие турецким войскам, занимавшим позицию у Горного Дубняка, а если возможно, то и овладеть Телишем.

Выслав лейб-гвардии Драгунский полк с двумя конными орудиями на Ракитские высоты, для обеспечения левого фланга и тыла своей колонны, полковник Челищев, в девять часов утра, под прикрытием лейб-гусаров, стал дебушировать из балки и строить боевой порядок, имея в первой линии 4-й и 3-й батальоны. Рекогносцировка позиции обнаружила, что Телишевские укрепления состоят из двух редутов и нескольких ложементов, вынесенных вперед этих укреплений. Шоссейная дорога проходила сквозь главный редут, разделяя его на две почти равные половины; второй редут находился западнее первого, коего восточный фас был выбран пунктом атаки.

Артиллерия наша, в половине десятого часа утра, открыла огонь с расстояния в 500 сажень (1 км). На всем этом пространстве местность пред укреплением не представляла никаких закрытий, так что лейб-егеря с первой же минуты стали терпеть значительный урон от ружейного огня противника, направляемого преимущественно из двух передовых ложементов. Позиция турок далеко еще не была обстреляна нашими гранатами, как первая линия лейб-егерей, раньше десяти часов утра, уже двинулась в атаку, побуждаемая к тому желанием избавиться от бесполезных потерь издали.

Ложементы были взяты с первого натиска, но тут огонь противника стал наносить лейб-егерям еще большие потери, что и побудило их тотчас же броситься на штурм главного редута. Тогда батальоны второй линии, желая поддержать товарищей, тоже бросились на штурм, без приказания, по собственному своему почину, но не дойдя ста шагов от редута, вынуждены были залечь где попало, так как свинцовый дождь, бивший из редута в полчеловека, решительно не позволял безнаказанно подняться на ноги.

Это пассивное положение несколько изменилось только в ту минуту, когда турки вздумали сделать вылазку. Тут наши поднялись и приняли их в залпы. Вылазка была отбита, и если бы в эту минуту, не теряя мгновения, лейб-егеря бросились на редут вслед за противником, то быть может дело увенчалось бы успехом, хотя по сравнительному количеству сил рассчитывать на успех вообще было трудно.

К сожалению, в это самое время было получено донесение от Лейб-драгунского полка, что с юга обнаружено движение нескольких таборов (батальонов) пехоты вместе с артиллерией. Тогда, опасаясь появления свежих неприятельских сил, полковник Челищев приказал лейб-егерям отойти назад, что и было исполнено не торопливо и в полном порядке. Атака лейб-егерского полка была стремительна, отважна, настойчива, но чересчур запальчива и поспешна. Таким образом, если в чем можно упрекнуть этот полк, то разве в избытке нетерпеливого порыва, который увлек его на штурм, раньше чем артиллерия могла хотя сколько-нибудь подготовить самую возможность атаки.

Семь убитых, шестнадцать раненых, трое контуженных штаб и обер-офицеров и 935 человек нижних чинов, выбывших из строя, достаточно свидетельствуют о беззаветной храбрости лейб-егерей, не считавших количества вражеских сил и не задумывавшихся пред глубокими рвами и высокими брустверами Телишевских укреплений. Флигель-адъютант полковник Мебес, одним из первых взобравшийся на бруствер, был изрублен на месте. Кровопролитный штурм был отбит, но главная цель достигнута; лейб-егеря, благодаря их самоотвержению, окончательно лишили Телишевский гарнизон возможности выйти на помощь своим товарищам в Горном Дубняке и ударить в тыл Павловцам и Финляндцам.

Воспоминания Эдуарда Эдуардовича Λунда о Телишском бое.

Эдуард Эдуардович Лунд - надворный советник. Окончил 2-е Военное Константиновское училище 1875 году. 20 августа 1876 года поступил лейб-гвардии Егерский полк прапорщиком из подпоручиков армейской пехоты. С 1880 по 1885 год находился на службе в Болгарских войсках, затем вновь определен в лейб-гвардии Егерский полк поручиком. В 1896 году - надворный советник, чиновник для поручений при санкт-петербургском градоначальнике.

Почти 18 лет прошло после 12 октября 1877 года, когда я получил первое огненное крещение в рядах лейб-гвардии Егерского полка в чине подпоручика в должности субалтерн-офицера 4-й стрелковой роты. В настоящую минуту нет у меня решительно никакого материала, могущего подкрепить мою память: нет ни дневника, который я аккуратно вел со дня выступления полка из казарм и до возвращения в них и который сжег в тяжелую минуту полковой жизни; ни реляции о бое; ни даже какого-либо рассказа из сборника князя Мещерского. Масса служебного дела, не терпящего отлагательства, и очень короткий срок, данный мне (всего одна неделя на описание Телишского боя и на описание шестилетней деятельности в Болгарии), заставляют меня быть кратким и, может быть, не особенно точным в часах и минутах. Пишу так, как помню, и только лишь то, что сам видел и испытал и чего, даже умирая, не позабудешь.

11 октября утром стали на биваке поговаривать, что завтра пойдем наконец в бой. Не знаю, как другие, но мы с подпоручиком Тигерстедтом были в восторге оттого, что наконец окончатся эти бесконечные утомительные стоянки и мы увидим и испытаем настоящее дело.

Бивак закопошился, как муравейник, в который ткнули палкой. После обеда, уже не помню в котором часу, приехал на бивак генерал-майор Раух, временно командовавший тогда нашей дивизией, и объявил, что нам на другой день предстоит атаковать позицию у селения Телиш, что, по собранным сведениям, укрепления позиции незначительные; артиллерии, кажется, вовсе нет; что в укреплении всего два табора (батальона), - одним словом, дело легкое. Главные потери, как это выяснилось из опыта последних сражений с турками, наши войска несут на дистанции от 2000 до 800 шагов, поэтому эту дистанцию надо пройти поскорей, а затем, как выходило по словам генерала, турок просто голыми руками можно будет взять! Подъем духа был, конечно, громадный, и всем или по крайней мере большинству таких юнцов, как мы с Тигрой (так звали Тигерстедта), казалось дело 12 октября сущими пустяками.

Выступил полк в 12 часов ночи. Ночью же перешел вброд реку Вид и затем пошел по дубовой роще. Никогда я не забуду этой величественной, торжественной и прелестной картины, когда полк во взводных батальонных колоннах проходил по этой чудной дубовой роще, залитой светом полной луны, при безмолвной тишине. Все говорили шепотом, и команды отдавались в полголоса.

На краю рощи перед рассветом полк был остановлен, и ему дан был отдых. Люди надели сухие портянки и закусили порцией, которую взяли с бивака. Утром около половины седьмого приехали в рощу лейб-драгуны, вернувшиеся только что с рекогносцировки; но, видно, рекогносцировка была произведена не особенно тщательно, потому что драгунские офицеры, с которыми мне приходилось говорить, могли только сказать одно: позиция у турок очень длинная.

Около 7 часов раздалась команда «В ружье!». Затем полк был двинут батальонными взводными колоннами из середины по Свинарской балке. Куда мы пойдем? Что мы будем делать? Где Телиш? Еще никто из нас не знал. Перед выходом из балки нас остановили, командир полка собрал батальонных командиров и отдал им приказания. Затем наш командир батальона полковник Савицкий подъехал к батальону и, повернув его на четверть круга направо, вывел по крутому склону из балки, затем перестроил в боевой порядок в две линии: 14-я и 15-я роты - в первую линию, 13-я и 16-я - во вторую. Роты первой линии рассыпались в цепь.

Перед нами во все стороны расстилались кукурузные поля, и сначала мы кроме кукурузы, по которой шли, решительно ничего не видели. Но не прошли мы так и 200 шагов, как неприятель стал нас осыпать ружейным огнем. Засвистали над головами первые пули, гудевшие в воздухе, как рой шмелей, и вся рота, как один человек, перекрестилась, снявши шапки.

Впереди спокойно шел наш, всеми любимыми ротный - Михаил Николаевич Базилевский. Первая попавшая в нашу роту пуля прострелила нос рядом стоявшему со мной рядовому Карпову и раздробила плечо другому рядовому - Пчелинскому, стоявшему левее его в задней шеренге. Раздалась команда батальонного командира «Стой, ложись! ». Рота вздвоила ряды и легла. Пули ложились в нас в полоборота справа. Это были страшно тяжелые и томительные минуты, это лежанье в кукурузе, минуты постоянного ожидания физической боли или смерти без возможности самому предпринять что-либо и даже видеть, кто и откуда несет эти страдания и смерть! Стоны и крики раненых и умирающих, постоянные доклады унтер-офицеров:
«Ваше благородие, такого-то ранило, такой-то убит».
А было их много, больше десятка на этой остановке. Все это делало положение еще более тяжелым.

Сколько времени мы тут пролежали, определить я не берусь; помню, что для меня оно показалось целой вечностью! Наконец подали команду «Вперед». Всем легче вздохнулось! Рота разомкнулась и двинулась вперед. Батальон стал менять фронт направо, чтобы идти лицом к неприятелю; в промежутках между полями возникла на горизонте серая полоска дыма над кукурузой, показывавшая, откуда в нас стреляют; укреплений вовсе видно не было, потому что они искусно были замаскированы той же кукурузой.

Штабс-капитан Базилевский-3 при захождении роты направо стал, указывая саблей, подравнивать роту и вдруг упал. Я подбежал к нему с вопросом:
«Миша, что с тобой? Ты ранен? Куда?»
Он мне ответил:
«Это не ваше дело, подпоручик, потрудитесь вести роту вперед».
Команду принял старший из нас, подпоручик Тигерстедт, и мы пошли вперед, оставив нашего дорогого «дядю Мишу» на попечение прикрытия и санитаров.

Шаг постоянно инстинктивно ускорялся, и, не дойдя до своей цепи, не дойдя даже до ее поддержек, кто-то на правом фланге крикнул:
«Ура!»
«Ура» это подхватила цепь и вся линия, и все стремглав кинулись на ложементы, отстоявшие от нас на добрые 600-700 шагов. Жара стояла страшная! Коротко и туго скатанная шинель, как хомут, давила грудь. Пулей, ударившей в эфес моей сабли, выбило ее из ножен. На бегу я никак не мог вынуть револьвера из-за проклятой шинели и вскочил в первый ложемент с голыми руками. Турок там уже не было, они перебрались до нашего прихода в главное укрепление. Было несколько человек раненых, из которых один, стоя на колене, целился мне в голову.

Я повернулся, чтобы указать на него бежавшему сзади меня унтер-офицеру Мыльникову. В это время раздался выстрел, и пуля прошла у самого виска, задев фуражку. Мыльников всадил штык турку под ложечку, и он со словом «алла» схватился за ружье Мыльникова и как-то сразу осел на землю. Это был первый человек, которого убивали у меня на глазах. И долго потом и днем, и ночью звучало это «алла» в моих ушах…

Когда я бежал вместе с ротой, спотыкаясь о кукурузу, изнемогая от жары и думая только об одном:
«Господи, как бы не ослабеть, как бы не отстать, как бы не быть позади солдат!»
Я смутно сознавал, что такой атакой мы ничего не возьмем, что мы бежим не кучно, что дружного удара быть не может, когда люди задыхаются от жары и громадного пробега, но, что было впереди и куда мы бежим, я положительно не видел.

Очутились мы в самом крайнем ложементе на правом фланге турецкой позиции. Впереди и вправо тянулось главное укрепление Телишской позиции, профили оно было не сильной и замаскировано кукурузой; какой оно было формы - судить трудно было… Немного левее, на возвышенности, виднелся укрепленный лагерь, позади нас, в пол-оборота направо, тянулся глубокий овраг, внизу налево раскинулась деревня Телиш. Остальные роты полка расположились правее нас и, сколько можно было видеть, залегли за ложементами и сожженными шалашами, стоявшими около этих ложементов; но в общем полк лежал открыто, как на тарелке.

Позади нас стояла наша пешая батарея и стреляла нам через головы; еще много левее, позади, на холме, стояла конная батарея. Взявши первые ложементы и залегши за ними, мы долго лежали в полном изнеможении от громадного перебега, и тут началась перестрелка…

Полк потерял громадную массу людей. Дистанции у турок были измерены, дистанции были малы, и турки из-за вала осыпали нас градом пуль, не высовывая даже головы. Несколько раз по частной инициативе офицеров раздавалось слабое «ура», вставали горсти людей, кидались вперед и залегали в других ложементах или за складкой местности, ближе к главному укреплению; к нам переползали другие, но настоящей, дружной атаки уже не было.

Такие же перебежки делали и мы с Тигерстедтом, и последняя наша позиция была в 52 шагах от главного укрепления, за насыпью дороги, шедшей впереди рва. Во время этих перебежек к главному укреплению мы ясно видели, как по дороге из Радомирц по направлению к Телишу шла масса пехоты (два-три табора) и полк кавалерии на серых лошадях. В хвост кавалерийской колонны ловко угодила граната нашей конной батареи, и моментально полк разлетелся в разные стороны, удирая преимущественно за холм, на котором стоял турецкий лагерь. Пехота прошла в лагерь, мы по ней не стреляли, потому что было далеко, по ней стреляли пешая и конная батареи.

С нашей пешей батареей случилось что-то странное. С начала боя она немного постреляла где-то очень близко от нас (правее нашей роты), затем замолчала, открыв опять огонь лишь тогда, когда мы были уже в линии ложементов, окружавших главное укрепление, и стреляла очень издалека, не прекращая огня и тогда, когда мы были совсем близко, у самого укрепления, за насыпью дороги, так что почти все недолеты били своих же егерей. Один молодой солдатик обратился ко мне по этому предмету с такого рода вопросом, минуту спустя после того, как у рядом лежавшего с ним солдата своя русская граната вырвала всю спину:

«И как это наша артиллерия устроена, Ваше благородие, что раз пальнет в них, а раз в нас?»

И много народу попортило у нас это «раз в нас»; у меня самого, оттого что такой «раз» пролетел близко над моей головой, 18 лет голова болит в дурную погоду. Часов, вероятно, около трех-четырех началось отступление нашего правого фланга, затем центра. Стали понемногу отступать и мы, все время залегая и отстреливаясь от турок, провожавших нас градом пуль.

16-я рота отступала по оврагу, прикрываясь его изгибами. Дойдя до одного из них, мы встретили там лежавшие 7-ю и 8-ю роты со знаменем 2-го батальона. Вскоре к нам присоединились остатки 13-й и 15-й рот со знаменем 4-го батальона и полковник Савицкий. Стали обсуждать, что делать дальше, и решили ожидать на этом месте, как на ключе позиции, дальнейших приказаний и подкреплений; а если подкреплений не будет, то с наступлением темноты отступить в Свинарскую балку.

Как раз во время этих рассуждений подбегает ко мне фельдфебель 16-й роты Белоусов и говорит, что башибузуки режут наших раненых, оставшихся на позиции. Тогда я крикнул: «Ребята, кто за мной?» - и, попросив оставшихся, чтобы меня уведомили о последующем, побежал с людьми разных рот вперед по оврагу шагов триста и открыл огонь по башибузукам, грабившим и резавшим наших раненых. Преследуемые нашими выстрелами, башибузуки немедленно скрылись в деревне Телиш, а мы продолжали перестреливаться с турками, снова засевшими в оставленных нами ложементах.

Так прошло около часу, а может, и больше Затем послышалась очень сильная ружейная орудийная стрельба по цепи с турецкой позиции, продолжавшаяся с четверть часа, потом снова все стихло, кроме ложемента и части главного укрепления, видимых из оврага, которые по-прежнему осыпали нас пулями без остановки.

Прошло еще около получаса, и я приказал одному из унтер-офицеров пойти посмотреть, что делается у нас в резерве. Он вернулся назад весь бледный и доложил: что, куда только хватает глаз, всюду лежат только мертвые или умирающие, живые все ушли.
«Врешь ты, этого быть не может!» - ответил я ему.
«Извольте сами посмотреть, если подняться из оврага, далеко кругом видно, а в овраге никого, кроме нас нет».

Я поднялся с фельдфебелями Белоусовым и Барановым наверх. Действительно, все поле было усыпано трупами или умирающими, которых не успели подобрать, С нашей стороны не раздавалось ни одиого выстрела, стреляли только турки, усилившие огонь при нашем неожиданном появлении. Сколько прошло времени, я не знаю, помню только, что оно мне показалось вечностью! А пули между тем стали ложиться не только спереди и справа, но и сзади нам в спину!

Шум и гам в овраге достигли своего апогея. Я подошел к солдатам, крикнул: «Смирно!» - и, когда моментально все смолкло, спросил, хотят ли они, чтобы их перекололи тут, в овраге, или хотят пробиваться в свою сторону к полку? В ответ послышалось:
«Веди, отец родной, пойдем, куда прикажешь!»

Тогда по моему приказанию стрелков построил Белоусов, людей 2-го батальона - Баранов, и я повел их сначала низом оврага, а когда он стал мелок, вывел наверх и открыл стрельбу залпами по тем, что стреляли нам во фланг и загораживали дальнейшую дорогу. После первых двух-трех залпов турки стали перебираться в ложементы, и мы с криком «ура» бросились на них. Они очистили нам дорогу, и мы полетели в свою сторону, подгоняемые, как кнутами, пулями, сыпавшимися на нас слева и сзади.

Забежав за ближайшую складку местности и приведя кое-как в порядок свой маленький отряд, я сосчитал 32 человека с 3-мя фельдфебелями в том числе, а было нас в овраге человек 80. Куда вести дальше - я не знал. Где находится полк, никто из нас, конечно, не знал! Никто не обращал внимания на окружающую нас местность, когда утром бежали вперед, потому что у каждого жужжали и свистели над ухом пули и все смотрели только вперед!… Перекрестившись, пошли мы кукурузой наугад, положившись на волю Божью. Неприятель продолжал нас осыпать градом пуль, но попадало в нас мало.

Стало смеркаться. Выйдя из кукурузы, мы увидели вдали, у склона горы, около дороги в Радомирцы, откуда во время боя подходило подкрепление к Телишу, стоящую массу кавалерии и артиллерии. Кавалеристы были в красных шапках и имели серых лошадей, люди были в шинелях. На таких же лошадях была и турецкая кавалерия, пришедшая в Телиш. Рождался вопрос: кто эта грозная туча, загородившая нам дорогу? Турки или наши? Кто говорил: «Турки», кто: «Наши». Становилось темно, и разглядеть было невозможно, особенно человеку близорукому, как я, а бинокля не было.

Наконец от стоявших перед нами войск отделилось трое всадников. Тогда я сел на барабан, потому что у меня сильно болело раненое колено. Около меня легли на землю несколько раненых, остальные стали кольцом вокруг, решившись дорого продать свою жизнь.

Подъехавшими всадниками оказались флигель-адъютант полковник барон Мейендорф, командир лейб-гвардии Гусарского полка, Кавалергардского полка поручик Панчулидзев и штаб-трубач. Я подошел к полковнику и доложил, что веду последних егерей из ложементов под Телишем. Барон обнял меня и угостил как меня, так и фельдфебелей коньяком из своей фляги. Общий восторг при виде своих был так велик, что дальше мы пошли с песнями!

Но чем ближе мы подходили к нашему биваку, тем больше попадалось и приставало к нам раненых, и сама собой оборвалась песня… Придя на бивак уже в совершенной темноте, я застал командира полка и офицеров сильно подавленными; недосчитались в строю 27 офицеров и 1300 нижних чинов! На другой день на заре меня на казачьей лошади отвезли на главный перевязочный пункт в Чириково.

Лейб-гвардии Егерский полк в 20 веке.

Борис Геруа, служивший в лейб Егерском полку, вспоминал фельдфебеля роты Его Величества Тита Гостилова:

Понятие «столп» к нему шло как нельзя лучше: взглянув на его гигантские размеры и страшные плечи, думалось: «Ну и силища!» Когда в 1913 году я командовал в полку 1-м батальоном, я встретил Гостилова, за широкими плечами которого уже числилось 18 лет фельдфебельства, отмеченные и шевронами, и медалями, и значками за стрельбу. Особенно последними: Гостилов был изумительным стрелком.

И был у него уже непререкаемый авторитет, но также и одна странная особенность, которую знала вся гвардия и все начальство. У Гостилова, при всех его положительных качествах, не хватало музыкального слуха. Он не мог маршировать под музыку в такт и, чуть-чуть отставая от ритма, слегка подпрыгивал на фоне ровно плывущей массы сомкнутого строя! И ничего нельзя было с этим поделать.

Приходилось молчать и мириться всем, начиная с командира полка и кончая Его Величеством. По непопадающему в ногу фельдфебелю безошибочно отличали в гвардии Государеву роту лейб-гвардии Егерского полка.

Литература.

Лукьянович Н. А. Описание Турецкой войны 1828 и 1829 годов. Часть 2. Санкт-Петербург. 1844.

Журнал военных действий отряда, находившегося под начальством генерал-адъютанта Головина, на южной стороне крепости Варны, от 28 августа по 11 сентября 1829 года, Варшава, типография И. Глюксберга, 1837 г., 77 стр.

Генерал М. Богданович. История войны 1813 года за независимость Германии по достоверным источникам. Санкт-Петербург, 1863 год. Том 1

Описание войны 1813 года сочиненное генерал-лейтенант Михайловским-Данилевским. 1840. Часть первая.

Журнал военных действий российской императорской и королевско-прусской армий в 1813 году. 1829 г.

Хронологический указатель военных действий русской армии и флота. Том 2. 1801-1825 гг.

Д. Клочков «Обмундирование, снаряжение и вооружение Российской императорской армии. 1914-1917. Гвардейская пехота: нижние чины». Москва, Русские Витязи, 2011.

Г. Э. Введенский «Армейских будней летописец художник А. И. Гебенс (1819-1888)», энциклопедия русской армии Санкт-Петербург, Атлант, 2006 г.

«История Лейб-гвардии Егерского полка за сто лет. 1796-1896», типография Тренке и Фюсно, Санкт-Петербург, 1896 г.

Всеволод Крестовский «Двадцать месяцев в действующей армии (1877-1878)», том 2, Санкт-Петербург, типография Министерства Внутренних Дел, 1879 г.

А. Ю. Бондаренко «Лейб-егеря», Воениздат, серия Полки Русской армии, 2011 г.